Телеактер же должен общаться прямо со зрителем, а это разрывает ткань спектакля. «Апарт» на телевидении не существует. Актер должен общаться только со своими партнерами, и даже когда он смотрит в объектив телекамеры, он не должен обращаться к зрителям, .а иметь какого-то партнера тут же в студии, пусть даже воображаемого. Я только однажды видел образцовый «апарт» в телеэкран, который произвел Аркадий Райкин. Но это получилось потому, что он экспромтом нашел совершенно неотразимый прием. Он посмотрел на телекамеру, но обратился к собственному сыну, который в этот вечер смотрел его по телевидению, и сказал: «Котя, пора спать». И потому что он обратился не ко веем пятидесяти миллионам зрителей, а только к одному, это получилось убедительно. Но это случай уникальный.
В заключение я расскажу о том, как мне посчастливилось наблюдать образцовую работу актера на телевидении, видеть его «кухню».
Несколько лет назад, по-моему это было в 1959 году, я имел возможность видеть работу в телеспектакле выдающегося советского актера Михаила Федоровича Романова. Он очень увлекся телевидением, и хотя был знаменитым театральным актером старой школы «Александринки», ныне Драматического театра имени Пушкина в Ленинграде, тем не менее он удивительно почувствовал телевидение. Он приехал в Москву с группой актеров Киевского театра, где он тогда работал, и поставил специально для Центрального телевидения пьесу Джона Пристли. Тогда телеспектакли на пленку еще не снимались, а передавались прямо из студии после нескольких репетиций. И вот тогда мы с покойным Владимиром Саппаком сделали такой опыт. Я отправился в телестудию на Шаболовку и сел рядом с режиссером, ведущим телеспектакль, у пульта, а Владимир Саппак сел дома у телевизора. Мы записывали наши ощущения и впечатления по минутам передачи, а потом опубликовали этот параллельный монтаж в журнале «Театр». М. Ф. Романов был актером своей темы в искусстве. Но он почувствовал, мне кажется, стихийно требования телевидения. Он строил передачи на крупных планах, он играл в своем спектакле главную роль. Я был поражен, как он сумел транспонировать (если применить музыкальный термин) свой актерский аппарат. У него все стало иным: голос, жест, он вел себя, как дома, как у себя за столом, как бы не играл, он проигрывал вполголоса эту роль. Глаза были поразительные, в них все время отражалась работа мысли и чувства, мысль как бы совершалась на глазах зрителя.
